Именно от Инквивари он узнал, что с помощью Криабала можно разыскать и даже воссоздать Апофеоз. Он передал это Болинке – и та на время отстала.

Но только на время. Потом она снова вернулась и стала требовать информации теперь о Криабалах. Она уже почти плакала, и по ее обмолвкам Альяделли понял, что она связалась с кем-то очень опасным. Ему и самому не нравилось то, во что они влезли.

Еще через несколько дней Болинка исчезла окончательно. Перестала отвечать даже по дальнозеркалу. Альяделли решил, что ее либо схватил Кустодиан, либо расправились те, на кого она работала. Так или иначе, он решил тоже исчезнуть – и заперся в скрытой чарами комнате, которую подготовил давным-давно. Хотел переждать здесь какое-то время, а потом эвакуироваться с семьей в Империю Зла. Уж там-то его не достанет ни Кустодиан, ни наниматели Болинки.

Однако собирать сведения о Криабалах не прекратил. Именно на тот случай, если наниматели Болинки все-таки его достанут. С помощью этой информации он надеялся от них откупиться.

- От Кустодиана вы этим не откупитесь, мессир, - сухо сказал Танзен, листая его записи.

Даже не будучи волшебником, Альяделли собрал немало интересного. Например, в точности выяснил, где хранятся все Криабалы, кроме утерянных – Черного, Белого и Рваного. Конечно, это не секретная информация, при наличии времени и желания об этом может узнать кто угодно... но тем не менее.

- Кому еще вы об этом сообщили? – спросил Танзен.

- Да никому пока. Но там нет ничего особенного. Вот если б мне удалось узнать, куда делся Черный Криабал... его Болинка хотела сильнее всего.

Танзен продолжал листать записи. Нет, он и раньше знал о Криабале. Все волшебники знают об этом короле гримуаров. Но раньше он особо им не интересовался – просто не было повода.

Но теперь его это поневоле заинтересовало. И не его одного, похоже. Криабал – это ключ к Апофеозу... от одной мысли об этом передергивало.

К счастью, собрать его – задача паргоронски сложная. Из восьми основных частей три исчезли бесследно, а остальные пять – под надежной охраной.

Тем не менее не помешает предупредить их владельцев, чтобы стерегли еще тщательнее. Стоит отправить письма в Утер, Тирнаглиаль, Новую Страну и Морской Епископат. Даже один-единственный Криабал в преступных руках – это немалые проблемы.

И еще нужно снова заглянуть в библиотеку. Мэтра Мазетти все это наверняка очень заинтересует.

В конце концов, именно он уже много веков охраняет Бурый Криабал.

Глава 38

- Восславим Солнце, брат.

- Восславим Солнце.

Массено приложил персты к переносице – и то же сделал другой солнечный монах. Хотя еще не монах, только послушник – его очи по-прежнему пребывали в глазницах. Он приветствовал Массено у входа, с почтением глядя на великосхимника.

Массено не был в монастыре Солнца уже много лет. Большинство солнечных монахов странствуют по всему миру, ибо стезя их требует не быть на одном месте. Постоянно в сей обители пребывают лишь самые старые иноки, коим уже невмоготу путешествовать каждодневно.

Мало кто приходит сюда из пустого любопытства. Монастырь Солнца находится на вершине одинокой горы, и подъем на нее воистину тягостен. Массено восходил по крутым ступеням два дня, а на середине пути провел ночь.

Но теперь он явился к этим вечным стенам и прозревал истинную красоту мироздания. С одной стороны – бескрайняя, колышущаяся ровным ковылем степь, с другой – необъятная синь великого океана.

И над сим простором царило всемогущее солнце.

Идя по залитой светом галерее, Массено приветствовал собратьев по ордену. Послушников и послушниц, только готовящихся принять посвящение. Молодых монахов, уже утративших земное зрение, но еще не обретших Солнечное. И приоров – древних, как сама гора.

Когда Массено оставлял монастырь, архимандритом ордена был отец Риссадель. Но он опочил уже давно, и сейчас солнцеглядами руководит мать Исатэлла. Массено ни разу еще не встречался с ней лично, но слышал только хорошее.

То оказалась женщина достойного вида. В свои восемьдесят семь лет она уже не могла нести свет Солары в миру, но твердой рукой вела к свершениям весь орден. Погрузившись в плетеное кресло, она пребывала на большом балконе без перил – и весь Парифат лежал перед нею.

При появлении Массено архимандритиса не шевельнулась, не повернулась к нему. Слепцам ни к чему устремляться друг к другу лицами. Разомкнув морщинистые губы, мать Исатэлла молвила:

- С возвращением, брат Массено. Сядь и помолись со мной.

Следующие десять минут они молча созерцали гору и простор, подняв точки зрения в заоблачную высь. Их никто не беспокоил, и они никого не беспокоили.

Потом молитва завершилась. Мать Исатэлла вздохнула и велела:

- Говори, брат. Что гнетет тебя?

Массено заговорил не сразу. Слишком многое произошло за последнее время, слишком многое на него навалилось. Но в конце концов он собрался с мыслями и стал излагать все по порядку. Начиная с кажущегося таким далеким дня, когда он вступил в поезд...

Архимандритиса ни разу его не прервала, ни разу не усомнилась в словах солнцегляда. Эта мудрая женщина повидала на своем веку такого, что не могло и присниться простому монаху вроде Массено.

- Я слышала об Антикатисто, - произнесла она, когда его разговор подошел к концу. – Это было воплощенное зло. Сама концентрация того, с чем мы боремся. Скверное дело, если он возродился.

- Очень скверное, - согласился Массено. – Можем ли мы сделать что-то, ваше высокопреподобие?

- Что-то сделать мы можем всегда, - рассеянно ответила мать Исатэлла. – Вопрос лишь в том, будет ли этого достаточно. Ты утверждаешь, что великий инквизитор не поверил тебе?

- Он сказал, что не верит. Но теперь мне кажется, что он верил и даже более того – желал Антикатисто успехов в начинаниях.

- Твои слова граничат с кощунством, брат. Ты обвиняешь главу Инквизитория в тяжелейшей ереси.

- И в преступлении, - дополнил Массено. – Я утверждаю, что он предпринял шаги, чтобы прервать мой бренный путь.

- Шкар, - кивнула архимандритиса. – Но она погибла. Ты абсолютно уверен, что она говорила правду?

- Ей ни к чему было осквернять уста ложью перед смертью.

- Но шкар не выдает имя пославшего его. Шкара можно медленно разрезать на куски – он не скажет ни слова. Их уста запечатаны печатью Савроморта.

- Эту печать растворила пайцза нунция. Шкары повинуются любому из прелатов.

- Никогда еще член нашего ордена не бывал нунцием, - задумчиво произнесла архимандритиса. – Покажи мне свою пайцзу, брат Массено.

Монах отвернул ворот рясы и извлек кулон с двойной спиралью. Он положил его на ладонь, чтобы глядящая сверху вниз архимандритиса могла хорошо рассмотреть.

- Сама Солара вручила тебе эту ношу, брат, - сказала мать Исатэлла. – Ты обязан исполнить ее волю.

- И я исполню ее, если хватит на то моих сил. Именно для этого я вступил под наши святые своды – просить о помощи. Я бился с Антикатисто, и он бежал от меня, но серьезного вреда я ему не причинил. Чтобы уничтожить сие зло, нужна мощь всего ордена.

Мать Исатэлла помолчала. Отпив крошечный глоток из стоящей рядом пиалы, она медленно молвила:

- Когда Антикатисто прежде был жив, орден не сражался с ним. Волшебники не позвали нас на помощь, а сами мы не стали навязываться. Тогдашний архимандрит... отчасти разделял взгляды нынешнего великого инквизитора. Он не испытывал ненависти к Мистерии, но полагал, что они сами должны расхлебывать ту кашу, которую заварили.

- Я далек от того, чтобы подвергать сомнениям решения отца архимандрита, - ответил Массено.

- И все же ты подвергаешь. Не словами своими, но действиями, но поступками – ты утверждаешь, что орден не поступил верно, оставшись тогда в стороне.

- Безусловно, великий инквизитор прав в том, что среди волшебников очень мало севигистов, а те, что есть – не слишком тверды в вере, - согласился Массено.